Каталог статей из сборников научных конференций и научных журналов- Социально-коммуникационный аспект переживания пограничной ситуации (неизлечимой болезни)

М. А. Антипов

Пензенская государственная технологическая академия,

г. Пенза, Россия

Состояние неизлечимого заболевания как пограничная ситуация есть финальный этап жизни человека, стадия окончания его «здесь-бытия». Она завершает его жизненный путь, и трагизм ситуации неизлечимого больного состоит в обреченности на крах его тела. Крах тела как центра жизненного мира человека, влечет за собой нарушения идентичности – результата его «притязания на самостоятельное оформление собственной жизненной ситуации, принятия во внимание ситуации окружающего мира и умения терпеливо переносить то, что не зависит от него самого» [1, с. 95].

Но человек способен реконструировать свой жизненный мир, адаптироваться к новой жизненной ситуации, если крах тела не сопровождается крахом духа. Сохранение целостности духа перед лицом страданий и смерти позволяет человеку сохранять идентичность до последнего вздоха, то есть позволяет ему оставаться человеком и достойно встретить смерть. Так как человек социален, то сохранение целостности духа в ситуации неизлечимого заболевания во многом зависит от отношения к нему со стороны социума.

В жизненном мире неизлечимого больного значительно возрастает ценность подлинно человеческого общения. Но реальность часто не позволяет неизлечимому больному реализовать эту потребность, поскольку помогающие субъекты относятся к нему лишь как к телу, которое нуждается в исправлении. Неизлечимые больные часто оказываются не среди людей, а среди «живых автоматов»: родственники ничего им не говорят об их диагнозе, лишь улыбаются, сдерживая слезы, и пытаются неумело поддержать, сказать: «все будет хорошо»; медсестры на все вопросы отвечают «спросите у врача», врач  в силу специфики медицинской подготовки не может почувствовать, в чем нуждается умирающий: в сообщении истинного диагноза или в обнадеживающей лжи.

Человек в такой ситуации оказывается невольно зрителем спектакля, роли в котором играют родственники и медицинский персонал, а режиссером является общество с его стереотипами о неприемлемости разговоров о смерти и заразности рака. Люди настолько быстро привыкают жить в соответствии со стереотипами, что не могут отделить истину ото лжи. Эти стереотипы относятся к бэконовским «идолам площади» [3, с. 17–19], возникающим из-за незнания людьми истинного значения слов. Так и слово «рак» порой незнакомо людям полностью, многие не имеют представления об этимологии этого заболевания, но все равно твердо уверены в «заразности» раковых больных.

Несмотря на то, что терминальные больные как никто другие нуждаются, в «диалоге», то есть в открытом истинном общении, в поддержке, в искреннем проявлении сочувствия, очень часто в больницах они испытывают лишь холодность и неприступность больничного персонала, пользуясь терминологией М. Фуко, «выверенную муштру» [7]. «Выверенная муштра» неизлечимых больных обеспечивается больничным режимом: подъем во столько-то, завтрак, медицинские процедуры, прием обезболивающих средств по расписанию, отдых и так далее, и так весь день, ночь, сутки; из суток складываются недели, а из недель месяцы, и заканчивается все то тем, что терминального больного выписывают домой, демонстрируя тем самым ему и его родственникам безнадежность его состояния.

Я бы назвал такой способ коммуникации с неизлечимым больным автоматическим, обесчеловеченным, «мертвым», а условия, порождаемые таким отношением общества к неизлечимым больным – социальной смертью. Социальная смерть означает лишение возможности находиться в обществе, изоляция, одиночество. Именно в ситуации социальной изоляции, на мой взгляд, человек сталкивается с рядом переживаний экзистенциального характера – переживания отчужденности, переживания заброшенности в мир, переживания холодности, враждебности и равнодушия общества по отношению к индивиду.

Условия современной общественной жизни зачастую ведут к наступлению социальной смерти неизлечимого больного до прихода смерти биологической. Причина этого состоит в том, что в социальных отношениях в современном обществе из-за сложившихся диспропорций в общественном развитии преобладает автоматизм, безжизненность, «некрофильная ориентация» [6]. Бурный материально-технологический прогресс не сопровождается должным духовным развитием человечества.

Гуманный способ коммуникации с неизлечимым больным, по моему мнению, состоит в проявлении естественности в общении с ним, эмпатии, разумной искренности, в отсутствии строгих режимных предписаний в стационарных учреждениях. Под разумной искренностью понимается  принцип сообщения инкурабельному больному правды, если он в этом нуждается и готов к принятию этой информации.

Идея «человечной» коммуникации с неизлечимым больным нашла отражение в литературно-философском творчестве Л. Н. Толстого. Русский писатель в повести «Смерть Ивана Ильича» поднимает проблему гуманного отношения человека к человеку, аспект «лечения собой», являющийся неотъемлемой частью социальной помощи неизлечимым больным. Таким человеком, «лечащим собой» Ивана Ильича, был простой «буфетный мужик» Герасим, «раздобревший на городских харчах» [2, с. 37]. Он относится к умирающему естественно и просто, с присущей ему добротой и гуманностью, с искренностью и пониманием, без шаблонов и стереотипных форм поведения, выражения фальшивой надежды на исцеление и фальшивого сочувствия.

Л. Н. Толстой выражая в повести свою любовь и уважение  к русскому народу, к простому русскому мужику, раскрывает присущие русскому народу, «миру», нравственные качества: милосердие, соучастие, сострадание, человечность. Гуманность укоренена в сознании нашего общества, но ее проявления носят не институализированный, а хаотичный, спорадический, индивидуальный характер, поскольку нашему обществу, в отличие от Запада, чужды рационализм, педантичность и организованность.   

В Западной Европе осознание проблемы гуманизации отношения к неизлечимым больным  произошло во второй половине ХХ века, благодаря Э. Кюблер-Росс. В 1969 году был опубликован научный труд «О смерти и умирании», написанный ей на факультете психопатологии Чикагского университета. В нем Кюблер-Росс озвучила идею, высказываемую философами на протяжении всего пути развития философского знания – идею о естественности смерти. 

Кюблер-Росс в своей книге подчеркнула, что смерть – это не недоработка медицины, а естественный процесс, заключительная стадия роста человека. Проработав много лет с неизлечимо больными в медицинском центре университета Колорадо, она имела возможность наблюдать и описывать процесс умирания: от паники, отрицания и депрессии до примирения и принятия.

Она констатировала главную причину господства автоматизма в коммуникации врачей с неизлечимыми пациентами – некрофобия. Страх смерти у медицинских работников проявляется в том, что они обращают внимание, прежде всего, на медицинскую аппаратуру, а не на самого больного как личность со своими потребностями и интересами. Такой «механический» или автоматический подход к пациенту объясняется «стремлением оградить себя от смерти», ведь медицинское оборудование «не вызывает бурных чувств в отличие от искаженного страданиями лица другого человека», которое напоминает нам о том, «что у наших возможностей есть границы, а последней и самой главной из них остается наша собственная смерть» [4, с. 20–21].

Она призывала врачей к преодолению автоматизма и выражению естественности в отношениях с умирающими пациентами. Для этого, по ее мнению, врачам необходимо прежде всего признать бренность собственного существования, то есть то, что уже было давно признано в традиционных обществах. Это позволило бы медицинским работникам не убегать от смерти в своей повседневной профессиональной деятельности, избавиться от некрофобии. Признание естественности собственной смерти позволит медицинскому персоналу взглянуть в лицо умирающему пациенту, улыбнуться ему, поинтересоваться, в чем он нуждается, а не механически выполнять свои функции, взаимодействуя лишь с бездушными и бесчувственными машинами.

Таким образом, адаптироваться к факту скорого окончания существования в мире неизлечимым больным помогает прежде всего подлинное общение, коммуникация, подлинный контакт с людьми, будь то родственники или представители помогающих профессий: медики, психологи, социальные работники. Лишаясь этой возможности, человек перестает быть человеком в полном смысле этого слова. Религиозный экзистенциалист Мартин Бубер (1878–1965 гг.) писал о том, что «Нет Я самого по себе, есть только Я основного слова Я – Ты и Я основного слова Я – оно» [2, с. 16]. Человек раскрывается только в общении или, как писал Бубер, в диалоге с другими.

Библиографический список

1. Барышков В. П. Аксиология личностного бытия – М.: Логос, 2005 г. – 192 с.

2. Бубер М. Я и ты // Два образа веры – М.: Республика, 1995. – 464 с.

3. Бэкон Ф. Сочинения: в 2-х томах. – Т. I. – М.: Мысль (Философское наследие), 1971 г.- 590 с.

4. Кюблер-Росс Э. О смерти и умирании. – Киев: София, 2001 г. – 320 с.

5. Толстой Л. Н. Смерть Ивана Ильича // Толстой Л. Н. Собрание сочинений: в 12 томах. – Том 11 – М.: Правда, 1987. – 553с.

6. Фромм Э. Иметь или быть. – М.: Прогресс, 1986 г. – 238 с.

7. Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы – М.: Издательство «Ad Marginem», 1999. – 479 с.